Сергей Седов

Сказки несовершенного времени

* * *

Жила на свете девочка по имени Света. А квартира ее была на последнем этаже. По вечерам, сделав уроки, она садилась у окна и смотрела на небо. Смотрела, смотрела… Засматривалась так, что не замечала, как пролетало Время. Когда она обнаруживала, что уже утро, и начинала собираться в школу (учебники, пенал, дневник – все такое), мама говорила ей:
– Ну что ты, какая школа? Ты давно выросла, окончила университет, аспирантуру, работаешь аудитором в Счетной палате, у тебя двое детей: сын Юрий и дочь Кассиопея.


* * *

Жил один человек. Он работал премьер-министром. А после работы шел в лес. Обнимал березки, слушал дубы, катался по травке. Когда замечал какой-нибудь цветок, подходил к нему и спрашивал:
– Можно тебя сорвать?
И цветок ему отвечал:
– Нельзя!


* * *

Жил один человек. Все свободное время он проводил с удочкой на берегу реки. Никто никогда не видел, чтобы он кого-нибудь поймал. Никто не видел, чтобы у него когда-нибудь клевало! Это потому что ловил он рыбу без наживки и даже вообще без крючка. А вот поплавок у него был, и грузило тоже. Другие рыбаки приставали к нему с дельными советами. Но он отшучивался и продолжал неподвижно сидеть, глядя на поплавок.
Один раз человек все-таки попробовал ловить как все, но ему это не понравилось, и он вернулся к своему способу.
Если вы увидите его, сидящего на берегу, то, скорее всего, не узнаете. Но вам обязательно захочется сесть рядом и помолчать. Кстати, зовут его Михалыч.


* * *

Жил когда-то человек. Он работал парикмахером у императора. Стриг его и брил. (В давние времена императоры подстригались каждое утро). Человек наш был никудышным специалистом. Стриг плохо, а брил – еще хуже. Посмотрев на себя в зеркало, император приходил в ярость, звал палача и приказывал немедленно отрубить парикмахеру голову. Но палач был еще хуже специалист, чем парикмахер: не мог даже топор поднять, не говоря уже о том, чтобы кому-нибудь что-нибудь отрубить. Поэтому, как рассказывают хроники, император ходил все время с неровной укладкой и следами порезов на подбородке, а у придворного парикмахера на шее не было ни одной царапины.


* * *

Жил один человек. Каждую среду, летом и зимой, в любую погоду, даже когда штормило, он выходил на берег, снимал одежду и уплывал в океан. Плыл он долго: иногда – час, иногда – два, хотя это было опасно: у него могло свести ногу, он мог утонуть… Но человек плыл и плыл, несмотря на усталость, до тех пор, пока не встречал в океане дельфина. Только после этого человек разворачивался и плыл обратно к берегу. А дельфин спешил к своим сородичам, чтобы сообщить им, что сегодня среда.


* * *

Жил один человек. Он часто ходил на охоту и стрелял – мимо белки, мимо зайца, мимо оленя… Испуганные звери разбегались куда глаза глядят. А потом, отдышавшись, страшно радовались, что остались живы и чувствовали себя заново рожденными.
– Представляешь, – рассказывал человек своей жене, – сегодня промахнулся всего на три сантиметра – это когда в оленя, а в белку – и вовсе на один!
– Но ты же мог попасть! – всплескивала руками жена.
– Что ты, что ты! – успокаивал ее муж. – Я стрелять умею!


* * *

Один солдат был бессмертный. Он все время воевал. И его часто убивали: то саблей, то штыком, то картечью. А ночью на поле сражения приходила Смерть.
– А-а-а! – говорила она. – Бессмертный! Ну-ну…
И шла дальше.
А у солдата после этих слов затягивались раны, жизнь возвращалась. И он, довольный, снова шел воевать. Но уже не в ту армию, где служил прежде, а в другую, вражескую – для разнообразия.


* * *

Один пес каждый день выходил на прогулку со своей хозяйкой. И как только выбегал из дома, сразу находил во дворе палочку, приносил хозяйке и говорил:
– Брось, пожалуйста!
– Нет, нет, нет! – мотала головой хозяйка. – Хватит, надоело, каждый день одно и тоже!
– Неправда! – возражал пес. – Палочки всегда разные! То березовая, то кленовая! Дубовые тоже бывают. Иногда они близко летят, а иногда – далеко-далеко, замучаешься искать.
– Я слышала это уже тысячу раз! – отвечала хозяйка. – Можно мне спокойно погулять? Вон смотри, спаниель носится как угорелый безо всякой палочки и не пристает к своей хозяйке.
– Ну пожалуйста! – умолял пес. – В последний раз!
– Последний раз уже был вчера! – не сдавалась хозяйка.
– Значит, нет? – Нет! – Никогда? – Никогда!
Пес покорно вздыхал, ложился на траву или на снег, прикрывал ухом правый глаз и думал:
– Сейчас бросит.
И она бросала.


* * *

Жил на свете людоед, который никогда не ел человеческого мяса. У него было редкое заболевание желудочно-кишечного тракта и люди были ему противопоказаны.
– Ерунда это все! Съешь, попробуй! – приставали к нему друзья-людоеды на корпоративных вечеринках.
– Ну да! – отвечал людоед. – А потом тошнота, рвота, сыпь… Нет уж, я лучше огурчик вот… грибочек… икорочки…


* * *

Один царевич искал себе невесту, как советовал царь-батюшка. Утром выходил на опушку, натягивал тетиву и стрелял в любую сторону.
– Где стрела упадет, – учил царь-батюшка, – там и невесту ищи.
Шел царевич за стрелой и находил ее на болоте. А в болоте, известное дело, одни лягушки водятся.
Царевич выбирал одну, покрупнее, и брал замуж. Но только жизнь у них с самого начала не залаживалась. А ближе к вечеру молодая и вовсе мужа бросала, бежала в родное болото. Это ведь только в сказках: лягушка – не простая лягушка, а в жизни…


* * *

Один лесной паук был художником. Ткал не простую паутину, а настоящие картины. Получалось у него очень талантливо и оригинально. Мухи тучами слетались на вернисаж модного художника. Самые горячие поклонницы с восторгом врезались головой прямо в паутину. Паук съедал не всех – одну-двух, остальных отпускал на свободу.
– Прилетайте, – говорил, – дня через четыре. Будет на что посмотреть. Есть у меня один замысел, но я его пока вам не буду раскрывать.


* * *

Обретался на небесах один бывший полководец. Фельдмаршал. Внимательно смотрел на землю, как там войска без него воюют. А воевали, конечно, неважно. С новым-то фельдмаршалом.
– Ну куда ж он третий-то полк послал в штыковую атаку – рано, в резерве бы попридержать! А конница – она же в лесу не развернется! Ну и полководец! Ни стратегии, ни тактики… Вот, уже отступают… Паника началась. Нет, не могу на это смотреть. Эх, Господи, зря ты меня забрал, я бы дело выправил.
– Тебе же ядром голову оторвало, – отзывался Господь. – Что ж я мог поделать? Не нужно было в самую гущу лезть, да еще на белом коне!
– Был грех, – соглашался фельдмаршал. – Любил, чего скрывать, чтоб в самую гущу, да на белом коне! И чтоб пули свистели, ядра рвались…
– Ваше высокопревосходительство! – раздавался голос новопреставившегося. Узнаете меня?
– Кузькин! Четвертого гвардейского первой роты унтер-офицер?
– Так точно! Эх, ваше высокородие, и как же мы вас любили! Особенно когда вы в самую гущу, да на белом коне! Такое находило воодушевление – кого угодно могли победить! А с нынешним проиграем! Столько наших полегло – и все зря!
– Господи, – не выдерживал фельдмаршал, – отпусти! Хоть на полчасика!
– Что ты, что ты, не могу! Против законов природы.
– Но ведь наши гибнут!
– Ну как ты там с оторванной-то головой?
– Приставь как-нибудь, яви чудо!
– Ну не знаю, не знаю, – колебался Господь. – На полчаса – нет, максимум три минуты.
– Ладно! Только быстрее, Господи, быстрее, а то поздно будет, бегут ведь уже!
И фельдмаршал появлялся на белом коне в самой гуще сражения. Воодушевленные полки переходили в атаку, вмиг разбивали дрогнувшего неприятеля и кричали «Ура!».
А фельдмаршал со слезами на глазах уже обнимал Всевышнего:
– Прости, я раньше в тебя не очень-то верил, а теперь вижу, ты и в самом деле, БОГ!


* * *

Жил в Америке один боксер, очень добрый. Бил так, что соперник сразу оказывался на полу. Потом еле-еле поднимался (на счет «девять») и стоял, качаясь, перед нашим добрым боксером. Тот обнимал соперника аккуратно и спрашивал:
– Ну что, плохо дело?
– Угу-у-у! – кивал соперник побитой головой.
– В ушах звенит? Перед глазами круги? Ноги ватные?..
– Точно! – шептал соперник разбитыми губами.
– Прости, но ты сам виноват. О защите не думаешь. Левую руку низко держишь. Да и реакция у тебя… Тренеру скажи, пусть поработает над этим. Мышцы тоже надо подкачать, а то вот ты бьешь со всей силы, а мне хоть бы что – разве это дело?


* * *

Жил в Европе один великан. Он был немного подслеповатый. Шагал по скоростному шоссе осторожно. И все-таки из-под его босой ступни то и дело раздавался характерный треск.
– На BMW не похоже… и «мерседесы» не так трещат… «Вольво», скорее всего, улучшенная модель, – бормотал на ходу Великан и, как правило, не ошибался.


* * *

Жила в дремучем лесу страшная старуха, Баба Яга. Вокруг избушки частокол стоял. А на каждом колу – череп человеческий. И год, и десять лет, и тридцать – никто мимо не проходил, не проезжал. А потом добрый молодец появлялся. Вежливо просил накормить, истопить, постелить… И кормила его старуха, и баньку топила, и постель стелила. А потом из дома провожала – была у молодца задача – дальше путь держать. Выходил он за ограду, кланялся, спрашивал:
– А чьи это, бабушка, на кольях черепа?
– Таких же, как ты, добрых молодцев! – отвечала страшная.
– Это ты их?..
– Больше некому!
– Наверное, они были не такие смелые как я!
– Ну почему же! – вздыхала старая. – В эти края только смельчаки добираются. А вон тот – видишь череп с дыркой в темечке? Я такого смелого отродясь не видала – до самой последней секундочки шутки шутил!
Чесал голову добрый молодец:
– Ну, значит, они были не такие сильные как я!
– А вон посмотри на тот череп, что больше лошадиного. Уж такой был богатырь – тебя в кармане мог унести!
Хмурился добрый молодец:
– Ну, значит, – не такие красивые были!
– Не скажи! – качала головой Баба Яга. – Вон тот, с круглыми глазницами, на третьем колу, слева, уж такой был красавец! Была б я девушкой – пошла бы за него замуж!
– Понял! – хлопал себя гость по лбу. – Невежливые были!
– Нет, не в этом дело!
Разводил тут руками добрый молодец:
– Ну тогда я не понимаю!
Вздыхала Страшная:
– Я тоже!


* * *

Жил в одной деревне оборотень. Так-то, вообще, был добрый крестьянин, но в полнолуние становился волком и бегал по окрестностям. Наутро снова оборачивался человеком и обходил соседей.
– Никого не загрыз? – спрашивал.
– Нет, только покусал немного! – отвечали добрые соседи – и показывали: кто – руку перевязанную, кто – ногу, кто – голову.
– Что же вы в меня не стреляли-то? – возмущался оборотень.
– Мы стреляли! – отвечали добрые соседи. – Я даже попал, кажется! И я, кажется! И я!
– Сколько раз вам повторять, оборотня простой пулей не убьешь, серебряной надо!
– Да ну! – махали руками добрые соседи. – Скажешь тоже: серебряной! Что, мы, звери?!


* * *

Жил в одном городе булочник. Он выпекал из теста птичек: воробушков, ласточек, попугайчиков. Их хорошо покупали дети. Но иногда кое-какие плюшки оставались. Вечером, перед закрытием, булочник (он был еще и волшебником) взмахивал рукой – и все непроданные птички мгновенно оживали, улетали в окошко.
А за окошком стояли дети, они смотрели на вылетающих птиц и говорили:
– Вон тот воробушек – это я его не съел!
– А я запросто мог съесть ту ласточку, и ту, и еще тех трех попугайчиков. У меня деньги есть и аппетит ого-го!


* * *

В одной семье время от времени исчезал отец.
– Папу не видели? – спрашивала мама.
– Нет, – отвечали сын с дочкой, а разве он не на диване?
– И в туалете его нет! – удивлялась мама.
– Наверное, он опять превратился в какое-нибудь насекомое и думает, что мы его не узнаем! – догадывались дети и начинали искать. Вскоре они обнаруживали огромного жука, длиной в полтора метра.
Он полз по потолку спальни.
– Папа! Папа! – кричали дети и показывали на него пальцами.
Жук превращался в папу, шлепался на пол, страшно раздосадованный.
– Не понимаю, – бормотал себе под нос. – Как они догадались?


* * *

Один осенний лист не падал с дерева. Другие падали. Пролетали мимо, здоровались, прощались.
– Я еще немножко повишу! – оправдывался лист. – А потом тоже…
Дул холодный ветер, падал снег, накрывал упавшие листья, а наш неупавший все держался, держался, держался.
Наступала весна, появлялись юные зеленые листочки, с удивлением смотрели на нашего неупавшего, на бурого, сухого, скрюченного.
– Ты кто? – спрашивали.
– Я? Ну, это… Учитель!


* * *

У одного летчика была жена и четверо детей: два мальчика и две девочки. Летчик любил летать на своем истребителе. А на землю возвращаться не любил. Вот и не возвращался.
Неделю, месяц, два.
Наконец жене это надоедало. Собирала детей, приходила на базу.
– Где муж? – спрашивала.
– Да вот, – отвечало командование. – Летает!
– Он летает, а у меня дети без отца растут!
– Что мы можем сделать? – пожимало плечами командование.
– Дайте мне пять истребителей! – говорила жена.
Давало командование.
В один истребитель сама жена садилась, во второй – старший сын, в третий – младший, в четвертый – старшая дочь, в пятый – младшая.
Подлетали к мужу – отцу незадачливому, окружали со всех сторон: старший сын спереди, младший – сзади, старшая дочь справа, младшая – слева, жена сверху наседала. И уж как летчик ни крутился, какие фигуры ни выписывал высшего пилотажа, а только родные не отставали и слаженными действиями принуждали его к посадке.
Расстраивался летчик, стукал кулаком по штурвалу.
– Эх! – было б у меня не четверо детей, а хотя бы трое! Старший, к примеру, спереди пристроился, второй – сзади, третий – слева (жена, ладно, сверху) – а я вправо бы ушел!


* * *

В одной школе, в кабинете русского языка и литературы висела необычная доска. Если ученик ошибался, неправильно писал на доске слово или пропускал запятую – его тут же убивало током. Учительнице русского языка очень легко было работать, потому что дети были предельно внимательны и практически не шумели.
А если кто-нибудь отвлекался от занятий, она приглашала его к доске и просила написать какое-нибудь трудное слово или запутанное предложение. Конечно, многие погибали в процессе обучения, но те, кто выживал, всю жизнь потом писали без ошибок и с легкостью поступали в университет на любое гуманитарное отделение.


* * *

Жил на свете удивительный астроном. Все свое время, до последней секундочки, он посвящал наблюдению за звездным небом. Даже в обеденный перерыв, кушая котлету, не отрывался от окуляров. А когда ложился в постель и засыпал – сам превращался в сияющую на небе звезду. Но только не первой величины, как некоторые, а девятой-десятой, потому что был скромным человеком и не любил привлекать к себе внимание.


* * *

Жил один богач, самый богатый. У него было все самое дорогое на свете: дом, автомобиль и, разумеется, яхта. Выходил на ней в море.
Докладывали, конечно, Морскому Царю.
– Самая-самая, говорите? – недоверчиво хмурился Царь.
– Самая-пресамая!!! – пускали пузыри верные слуги. – Какой богач – такая и яхта.
– Яхту – ко мне! – приказывал Царь. – А богачу организуйте счастливое спасение. Он нам еще пригодится!
Выбрасывали волны богача на пустынный берег. Топал он ногами, грозил океану кулаком:
– Будет у меня яхта круче прежней! – кричал.
Приказывал Царь очистить дно от кораллов.
– Здесь, – говорил, – следующую поставим.


* * *

Работал в одной поликлинике доктор. Эммануил Соломонович. Приходил пациент, жаловался. Доктор внимательно слушал.
– Вот, попейте это лекарство, – говорил, – и вам станет легче.
Пациент приходил домой и чувствовал, что ему действительно стало легче. Причем независимо от того, пил он то лекарство или нет.
Так было со всеми пациентами этого доктора. Но кто-то из них иногда все-таки умирал. Попадал на небо, встречал Всевышнего и сразу его узнавал.
– Эммануил Соломонович, так вы, значит, Бог?
– Ну, – разводил руками Эммануил Соломонович, – можно и так сказать.


* * *

Одному мальчику мама не разрешала драться. Да он и сам не любил... Драчуна или хулигана замечал издали, сворачивал за угол, прятался. Но иногда хулиган его обнаруживал и наносил удар. Тут, совершенно неожиданно для хулигана, его рука отрывалась от тела и падала на землю. Хулиган ударял мальчика другой рукой – другая тоже отваливалась. Хулиганы, как правило, умеют драться ногами. Пара ударов – и вот он уже без ног. Оставалась одна голова – но настоящие уличные бойцы бьются до последнего – голова тоже отлетала от туловища. Кровь, конечно, фонтаном, все – на мальчика. А стирать – маме!


* * *

Один мальчик очень плохо учился по русскому. Ни одного слова не мог написать правильно. В конце года учительница заходила к директору.
– Ну что, двойку ему годовую ставить? – спрашивала.
Директор чесал голову.
– Неужели я в нем ошибся? – бормотал.
Открывал ящики стола, доставал астрологические карты, расстилал их и долго, внимательно изучал, бормотал какие-то странные слова: Сатурн в доме... Эклиптика...
– Нет никакой ошибки. В нашей школе, Надежда Сергеевна, растет великий русский писатель! Может быть, даже – в мировом масштабе!!!
– Троечку, конечно, могу натянуть… – нерешительно предлагала учительница.
Директор решительно тряс головой:
– Четверочку!


* * *

По воскресеньям, ближе к вечеру, крокодил проглатывал солнце.
Потрясенные звери собирались на берегу. Слоны, жирафы, бегемоты.
– Ужас-то какой! Чувствуете, похолодало! Это катастрофа!
Раздавался плач, вой, стенания. Все понимали: просить жестокого крокодила о пощаде бесполезно.
– Медведя нужно звать!
– Правильно, медведя! Где медведь?
– Да здесь я! – раздавался голос медведя. – Только не знаю, справлюсь ли.
– Ты уж постарайся! – ревели звери. – А мы тебя отблагодарим.
Медведь прыгал на крокодила, боролся с ним, ломал его так и эдак. Затаив дыхание, наблюдали звери за жестокой схваткой. Наконец из пасти крокодила выкатывалось солнце и все кричали «Ура!»
В сумерках к одиноко сидящему на берегу медведю тихо подплывал крокодил.
– Все, Миша, не могу больше! Это солнце такое противное, да еще жжется, тьфу! Ну почему я должен его глотать?
– А ты посмотри, Федя, сколько мы заработали! – отвечал медведь и показывал на приношения благодарных зверей. – Мед, триста кило! Козы – тридцать штук. Рыба (ты любишь, я знаю) – тридцать три центнера – ешь не хочу! Но главное даже не это. Пойми, Федя: шоу должно продолжаться!


* * *

Одна принцесса по утрам усаживалась на крылечке. Подходил принц.
– Пойдешь за меня замуж? – спрашивал.
Принцесса внимательно смотрела на него.
– Да ведь ты до ста досчитать не сможешь! – говорила.
– Верно, только до десяти могу! – признавался принц.
– Не пойду за тебя замуж!
Уходил принц, подходил другой, ждал своей участи.
– Да ты, небось, храпишь во сне! – говорила принцесса.
Кивал несчастный принц повинной головой.
– Не пойду за тебя замуж.
Уходил второй, подходил третий принц.
– Признавайся! – говорила принцесса. – Любишь сказки?
Признавался принц:
– Только их и читаю!
– А я люблю серьезную литературу! Не пойду за тебя замуж.
Удивлялся старый король:
– Ты их, дочка, прямо насквозь видишь!
– Ничего удивительного, папа! – отвечала дочка. – Тридцать лет уже выбираю – глаз наметанный!


* * *

Один крокодил-мутант жил в канализации. Ему нужно было чем-то питаться, поэтому в крупном рекламном агентстве постоянно исчезали пиар-менеджеры. Уходили в туалет – и не возвращались. Следствие сразу пошло по неправильному пути, полагая, что кто-то охотится именно на пиар-менеджеров. Хотя это было простое совпадение. Крокодилу, конечно, нравились менеджеры, но однажды он попробовал директора по маркетингу – и не почувствовал большой разницы:


* * *

Иногда Смерть приходила в Парк культуры и отдыха. К какому-нибудь человеку, естественно. Тот ее сразу узнавал.
– Пора? – спрашивал.
– Торопиться не будем! – отвечала Смерть. И они шли по дорожкам, нюхали цветы, плыли на лодке, танцевали на веранде и даже катались на чертовом колесе.
– Странно как-то! – удивлялся человек. – Я думал, ты не церемонишься. Хвать – и потащила!
– Это обычная практика, – кивала Смерть. – В больнице никогда не задерживаюсь. Там запах противный, особенно в реанимации, да и, вообще, аура… На войне тоже ничего хорошего: дым, грохот, все куда-то бегут… ДТП ненавижу! А здесь совсем другая атмосфера. Наконец-то получаю от работы хоть какое-то удовольствие.


* * *

Жила в одном городе девушка необыкновенной красоты. Она была самой прекрасной девушкой на свете и не зря носила титул "Мисс Вселенная". В красавицу то и дело кто-нибудь влюблялся, умолял выйти за него замуж.
– Тогда, – говорил он, – я стану самым счастливым на свете.
Она, конечно, соглашалась.
Жених и невеста приезжали в ЗАГС, расписывались, обменивались кольцами, целовались, а потом жених умирал – от счастья! (Сразу после поцелуя.)
– Ну вот! – восклицала Мисс Вселенная. – Я как чувствовала…


* * *

Жил в одном маленьком городе добрый волшебник. Приходила к нему девушка, жаловалась, что у нее маленькая грудь.
– У всех большие-пребольшие! – говорила она. – А у меня…
(В те времена не было еще специальных клиник и хитрых операций. Вся надежда была на волшебство.) Добрый волшебник не мог никому отказать, и грудь у девушки становилась большая-пребольшая. Девушка думала, что теперь наступит счастье, но не тут-то было! Грудь на бегу сильно раскачивалась и сбивала ее с ритма. Но главное, что парень, который ей нравился, не обращал на ее грудь никакого внимания. Другие, конечно, обращали, но все они были какие-то идиоты. И от них приходилось отбиваться. В конце концов ей это надоедало и она снова приходила к доброму волшебнику, чтобы все вернуть обратно.
– Понимаешь, – говорил ей добрый волшебник, – я такой волшебник, что могу только увеличивать. Вот хочешь большую-пребольшую попу?


* * *

Жил во Франции один герцог. У него была большая зеленая борода. Он много раз женился, но его жены как-то слишком быстро исчезали. Несмотря на это зловещее обстоятельство, молодых француженок продолжали привлекать его богатство, знатность, оригинальная внешность и острый ум. Одна за другой девушки все выходили и выходили за него замуж. Конечно, будучи француженками, они хорошо помнили сказку Шарля Перро и ни за что не вышли бы за «Синюю Бороду», но ведь тут-то была зеленая!


* * *

Жила одна певица. Самая лучшая на свете. К микрофону на сцене она выходила не сама – ее выводил за руку специальный человек. Потому что была певица слепая. Когда она пела, ей аккомпанировал на гитаре один старый негр, но она его не слышала. Потому что была глухая. Певица даже не догадывалась, что стоит на сцене самого знаменитого концертного зала и выступает перед огромным количеством публики. Она просто пела, как всегда. И ее голос проникал в душу каждого. Каждый думал, что она поет именно про него. Может быть потому, что пела певица песни без слов. Ведь была она немая…


* * *

На одной поляне росли цветы. Ромашки, васильки, колокольчики… Тянулись к солнцу, качались на ветру. В общем, все было хорошо. Иногда только приходила Смерть. Ее тень носилась по поляне и забирала самых лучших. Цветы затаивали дыхание и думали:
– Только не меня! Только не меня!
Наконец откуда-то раздавался громкий голос:
– Машенька! Машенька! – ты где?
И Смерть убегала… А голос говорил:
– Вот молодец! Какой замечательный букет!..
Некоторое время цветы молчали, потрясенные. Потом начинали шелестеть листочками:
– Слышали, Смерть опять сменила имя! Вчера еще звалась Людочкой. А позавчера, помните, Кирой Семеновной.


* * *

В одной районной поликлинике у пациентов (в основном это были пожилые женщины) пропадали внутренние органы. Печень, почки, селезенка. Женщины, конечно, шли в районное отделение милиции, но там им говорили, что такие дела решаются только через суд. Районный судья (тоже, кстати, пожилая женщина) внимательно выслушивала их и тяжело вздыхала:
– Вот вы говорите: печень, селезенка… У меня сердце пропало! А доказать ничего невозможно.


* * *

Один человек умел летать. Но ему было этого мало. Ох хотел славы и денег. Поэтому участвовал в международных соревнованиях по прыжкам в высоту. Человек, конечно, побеждал и получал золотую медаль, премиальные, а иногда даже устанавливал мировой рекорд (за это полагались дополнительные премиальные). Публика была в восторге, но вот соперники недовольно хмурились.
– Техника прыжка отвратительная! А икроножные мышцы? Разве можно показать хороший результат с такими икроножными? – жаловались они судьям.
Судьи снова и снова просматривали видеозапись прыжка, долго совещались и наконец принимали решение. Человека лишали золотой медали, отбирали мировой рекорд и все премиальные.
– Извините, – говорили ему, – но у нас тут прыжки, а не какие-то там полеты.


* * *

Давным-давно жил в Африке один человек по имени Симо. Он умел варить хорошее пиво. Поэтому людоеды заходили к нему в гости довольно часто. В те времена в Африке было много людоедов – столько же, сколько людей. Обычно, людоед заявлялся после сытного обеда.
– Пить! Пить! – орал он, не здороваясь, – и припадал к бочонку.
Пил, не отрываясь, до тех пор, пока хмель не ударял в голову и он не засыпал, развалившись на земляном полу хижины.
Тогда Симо брал острый-острый нож и разрезал ему живот. Внутри он, как правило, находил девушку удивительной красоты (людоеды, вообще, предпочитают девушек, особенно любят красивых). Красавица была, конечно, мертва. Симо подносил раскаленный огнем наконечник стрелы к ноздрям девушки. Это было великое искусство. Острие наконечника должно было не коснуться тела, но остановиться на расстоянии в толщину волоса! Тогда девушка вздыхала и открывала глаза.
– Кто ты? – спрашивала она.
– Я Симо! – отвечал Симо. – Если хочешь, выходи за меня замуж.
Тут в хижину возвращались другие жены Симо и рассказывали девушке, как их тоже проглатывали людоеды и как Симо выручал их с помощью пива.
Девушка выходила за своего спасителя, и они жили все вместе в любви и согласии.
Вот поэтому людоедов становилось в Африке все меньше и меньше, а детей у доброго Симо все больше и больше.
С тех пор люди и говорят: пиво – очень полезный напиток!


* * *

Кит по имени Андрюша был невидимый. А в остальном не отличался от нормальных китов. Любил нырять, плавать, пускать фонтан и ухаживать за китами-девочками. А когда замечал в океане какое-нибудь китобойное судно, подплывал к нему и строго спрашивал (очень громким голосом):
– Зачем вы охотитесь на китов?
Андрюшу никто не видел, поэтому рыбаки думали, что это БОГ с ними разговаривает. И отвечали:
– Такое наше призвание! Ведь мы – китобои!!!
– Ах так! – сердился Андрюша и обливал их фонтаном, а потом нырял под судно и подбрасывал его над волнами.
И пугались китобои божьего гнева, и плюхались на колени, и, воздев руки к небу, кричали:
– Мы больше не будем китобоями!
И больше не были…


* * *

Одна небольшая звезда долго мыкалась по небу. Никак не могла найти себе место. Из одних созвездий ее прогоняли (например, из Большой Медведицы), потому что она нарушала конфигурацию. А в других ей самой было неуютно: слишком тесно, или рядом оказывалась чересчур шумная сверхновая, а еще хуже – какая-нибудь ужасная черная дыра…
Некоторые астрономы замечали неустроенную звезду, признавались ей в любви и звали каждый в свою обсерваторию. А сами мечтали получить за нее Нобелевскую премию. Звезда чувствовала подвох и не давала согласия.
Сейчас она живет у одной девушки в волосах. А та об этом и не подозревает. Девушку зовут Сьюзен. Вообще-то она считается некрасивой. У нее неправильные черты лица и ноги коротковаты. Но если вы ее встретите и не будете знать, что это Сьюзен, то она вам понравится.

(Содержание)